А. И. Солженицын в одном из своих произведений («Раковый корпус») писал: «Обязательное громковещание, почему-то зачтённое у нас как признак широты, культуры, есть, напротив, признак культурной отсталости, поощрение умственной лени…» […]
Это постоянное бубнение, чередование незапрошенной тобою информации и невыбранной тобою музыки, было воровство времени и энтропия духа, очень удобно для вялых людей, непереносимо для инициативных. Глупец, заполучив вечность, вероятно не мог бы протянуть её иначе, как только слушая радио.»
В стене над входом в камеру на высоте около 2,2 метров закреплена прямоугольная дюралюминиевая пластина с отверстиями, образующими собой ромб. В правом нижнем углу пластины – отверстие побольше. Из него, словно копьё средневекового воина, взирает на заключённого торчащий колпачок от шариковой ручки. Признать в этой пластине радиоприёмник человеку несведущему не обязательно просто. Строго говоря, это и не радиоприёмник, а скорее- колонка, транслирующая принимаемый лефортовской радиовышкой сигнал. Из всех «приборов управления» в этом нехитром устройстве – лишь только регулятор громкости в виде упомянутого мною колпачка-колышка. Признаться, до определённого момента я и не знал, что за пластиной этой скрывается радио, и за всё время «карантина» так ни разу его и не включил, будучи уверен, что это система общего оповещения Лефортово.
Сложно сказать, хорошо ли, плохо ли, что пребывая в томном одиночестве «карантина» первые 10 дней своего заключения, я так и не догадался повернуть колпачок, а лишь надавил на него как на кнопку однажды. Сейчас-то я знаю, что возможность повернуть колпачок и выключить «незапрошенную тобою информацию», остаться в относительной тишине (полной тишины здесь даже ночью не бывает) – великое счастье. Но в тот момент выданные мне на третий день после «заезда» две книги прочитаны были за полтора дня, новые не несли, антенны для телевизора у меня не было, а из всех доступных активностей – только тренировки да обуздание молитвой собственных дурных мыслей. Была у меня натурально информационная ломка: ведь каждый новый день на свободе начинался как в той песне: «ловким пальцем крутим ленту новостную с утреца».
День на пятый-шестой я услышал, что откуда-то доносится звук новостной отбивки «Бизнес-ФМ» и, концентрируя всё своё внимание на восприятии звука, настроив слуховые свои локаторы, больше часа пытался услышать, что же там вещают, какие новости, как там в стране и мире без меня. Пытался без особого, надо сказать, успеха: дверь в той камере была новая, глухая, а радио, как теперь понимаю, было включено в другой камере, где жил либо более догадливый новичок-узник, либо уже «бывалый» лефортовец. Сейчас самому смешно, а тогда было грустно, что так и не смог расслышать всего «важного» из мира новостей.
Есть и другая история. Не моя – одного из моих напарников-соседей. Его история отличается от моей с точностью до наоборот: заселялся он январской ночью, и радио было отключено во всей тюрьме (его выключают централизованно с отбоем, а включают с подъемом), а поутру – в 6 или даже чуть раньше – проснулся он под звуки гимна Советского Союза (советского гимна России, кому как). Поскольку был он тогда в Лефортово новичок и не знал, что можно вращать торчащий из щитка колпачок, то радио ещё денёк-другой было верным спутником его карантинных будней, а советский гимн исправно и с точностью, достойной монарших особ, будил его спозаранку, пока кто-то из охранников не подсказал, что колпачок – верный способ прекратить патриотический подъём.
Кстати, о колпачке. Другой мой соузник рассказывал, как однажды типичным лефортовским утром попытка выключить радио обернулась для них с соседом тем, что пресловутый регулятор громкости оставил свои позиции и, обессилев, завалился внутрь дюралюминиевого щитка. Будучи включённой на максимальную громкость, заунывная монотонная трансляция продолжалась целый день, поскольку специально обученный человек, способный отремонтировать чудо-агрегат, в тот день отсутствовал. Наверное дело происходило в субботу, потому как и на следующий день пресечь надрывно-заунывный радио-бунт никто приходить не спешил, несмотря на все настойчивые просьбы заключённых, решивших на свою беду для разнообразия послушать радио и подвергавшихся вследствие психологической атаке в виде какофонии звуков, не сдерживаемых более колпачками-колышками. Надо было срочно принимать меры к спасению, и выход был найден – пусть и с нарушениями ПВР (Правил внутреннего распорядка). Собрав все имеющиеся в камере наклейки от бутылок с водой, шампуней и ополаскивателей для дёсен, узники заклеили с их помощью злосчастный радио-щит, который теперь походил на рекламный стенд одновременно Colgate, Святой источник, Head & Shoulders и пр. торговых марок. Проблему конструкция, конечно, не решила, но сделала крики радиоведущих не столько громкими (или, возможно, как казалось), а это уже немало. Пришедший всё-таки на другой день сотрудник СИЗО сначала удивился, что радио так орёт, а потом одновременно возмутился и посмеялся придумке тех, кого больше двух дней шёл спасать. Новый колпачок занял место павшего собрата, запрещённые наклейки отправились в мусор, а пережившие испытание, должно быть, долго ещё не притрагивались к отремонтированной приборной радио-панели.
Пожалуй, пару слов стоит сказать про сетку вещания лефортовского радио. Во-первых, устанавливается она централизованно волевыми решениями руководства СИЗО, и самостоятельно выбрать, что слушать, заключённый не может – пресловутый колпачок, понятное дело, такой возможности не даёт, с его помощью можно только прекратить вещание в своей отдельно взятой камере, – как следствие – разнообразием сетка вещания не отличается; во-вторых, она подчинена своим неведомым правилам, как и многое в Лефортово. Так, чаще всего внутрикамерные приёмники транслируют приветы из советского прошлого: Радио Маяк или Радио Культура. Лишь изредка проскальзывают Вести-ФМ или Бизнес-ФМ. Могу ошибаться, но говорят, что последнее («Бизнес-ФМ») особенно хотел слушать Никита Белых и деятельно стремился к осуществлению этого своего желания: писал соответствующие прошения, заявления, но в основном его челобитные оставались без ответа. Впрочем, могу предположить, что ответом на подобные заявления могло быть дежурное «в установленном порядке».
Надо сказать, пару раз и я, устав идти на свет советского «маяка» и «окультуриваться», спрашивал у охранника, нельзя ли сменить Культуру на Бизнес. Один раз мне ответили, что радио настраивают с утра, а потому такого рода просьбы вернее всего подавать до 9 утра. В другой же раз разъяснили, что выбор станций для текущего вещания происходит в порядке и в соответствии с графиком, утверждённым начальником СИЗО. На этом я и оставил свои попытки «влияния на информационную политику», тем более что к тому моменту начал получать прессу, и потребность в адекватной новостной радиостанции отпала, или по крайней мере перестала быть острой. На сегодняшний день лишь изредка я вращаю колпачок, чтобы узнать, какое радио-меню установлено нам начальством.
Совсем другое дело – радио во двориках для прогулки. В отличие от «внутрикамерной» пластинки – это грозный инструмент тюремной администрации. Его цель предельно проста и понятна: заглушить голоса гуляющих и если не исключить, то затруднить арестантам, отделённым друг от друга без малого четырёхметровой стеной, возможность перекрикиваться, а значит – не дать нарушить ПВР. Дурных, впрочем, и так вроде нет (или почти нет). Я, по крайней мере, таких пока не наблюдал, а если бы услышал, то счёл бы за провокаторов. Всё это, однако, не исключает, что любителей покричать через стену нет, не было и не будет. Оттого и надрывается возвышающийся над потолочной сеткой (той, что делает небо в клеточку) репродуктор-громкоговоритель, извергая из себя потоки популярной (у кого-то) музыки, качество звука которой повергнет в уныние не только ценителей добротных музыкальных аудиосистем. Эдакий тюремный долби диджитал.
Естественно, что в отличие от внутрикамерного радио, отключить или уменьшить громкость раздающихся из громкоговорителей звуков арестант не имеет никакой возможности. Вот и выходит, что изо дня в день тот, кто не пропускает прогулку, сохраняя внутреннюю дисциплину, вынужден «наслаждаться» весьма сомнительным репертуаром музыкальных радиостанций. И ладно бы только заключённые – час в день. А каково приходится охранникам, несущим дежурство на прогулочном посту и надзирающим сверху за гуляющими в каменных вольерах?..
Принцип выбора радиостанций для трансляций в прогулочных двориках столь же малопонятен. Обычно играет Такси-ФМ, Ретро, Радио Энерджи, иногда – Авторадио или Лайк-ФМ. Это, впрочем, не так важно – всё одно удовольствие не из приятных (да и не для удовольствия же нас всех сюда в конце концов определили). Проблема в другом: меняют одну радиостанцию на другую не слишком регулярно и часто, а потому уже через день-другой повторяющиеся мелодии начинают действовать на нервы – даже если не вслушиваться, стараясь сконцентрироваться на собственных мыслях или подсчёте пройденных кругов и шагов. Странное дело: гуляешь вроде бы в разное время, а песенки нет-нет да и повторяются. Люди, склонные к паранойе, даже предполагают, что радио в Лефортово – это не радио, а поставленная на Repeat запись. Это, безусловно, не так (на некоторых каналах объявляют время, иногда передают прогноз погоды или новости), но волей-неволей мысль подобная проскальзывает даже у людей с менее тонкой душевной организацией, когда 3-4 недели подряд радиостанцию не меняют, как было это, например, в прошлом месяце.
В XXI веке вряд ли кто-то почитает радио за явление как таковое. В мире, где есть интернет, спутниковое и даже! Цифровое ТВ, об успехах в развёртывании которого столь часто и громогласно твердят в последнее время из каждого утюга, радио если не превратилось в атавизм и отличительную черту ушедшего столетия, то уже точно перестало быть спутником современности. И правда: где мы чаще всего слушаем радио? В машине, стоя в пробке по дороге на работу; быть может, за городом, на даче, выйдя поутру на веранду. Редко когда мы настраиваемся на ФМ-диапазон целенаправленно, чтобы внимательно выслушивать предлагаемый поток информации или музыки. Оно если и присутствует в нашей жизни, то скорее как фон.
Трудно не согласиться с А. И. Солженицыным в его меткой характеристике радио как «признака культурной отсталости» и средства «поощрения умственной лени». Всё это ровно применимо и к телевидению; в меньшей степени – к интернету, который всё же в куда большей степени даёт возможность выбора, если пребывание пользователя в сети и его поведение осознанно. Правда, и эта возможность всё больше схлопывается стараниями и умениями корпоративных троллей вне зависимости от их географической принадлежности.
В условиях тюремной информационной изоляции (о которой стоит поведать отдельно) быстро и весьма остро понимаешь всю вредность информационного мусора, которым тебя потчуют или или сам себя отравляешь. Надо только пережить ту самую упомянутую мной выше кратковременную информационную ломку. И всё же радио в тюрьме – явление, достойное того, чтобы быть описанным. В конце концов с помощью радио можно сверять часы, которых, как известно, арестантам иметь не положено. Но это уже другая история.